— Прошу прощения, — Мика пересилила обычное нежелание извиняться и просить об одолжении. — Вас не затруднит оставить нас одних, — девочка невольно заговорила, как леди, поэтому добавила. — У моего отца… э-э-э… обострение. Он не станет говорить при посторонних.

Старичок отложил газету, голубые глаза задорно блеснули.

— Конечно-конечно, я подожду в коридоре, — заверил он с улыбкой. — Но сначала скажи, как зовут твою бабушку?

— Анфиса Петровна, — пролепетала девочка, глядя, как пожилой мужчина ловко приглаживает седую шевелюру.

— Красивое имя. Редкое.

Мика скривилась: только молодящихся поклонников бабушке не хватало! Впрочем, сейчас это меньшее из зол. Анфиса Петровна сама справится с любвеобильным дедом.

Николас заговорил, едва сосед выскочил из комнаты.

— Обострение, — повторил он. — Здесь это так называется?

— Ты хотел меня видеть? — напомнила Мика.

Сердце ушло в пятки. На нее точно смотрел не Николай Волков. Отец стал самим собой. Но надолго ли?

— Да, хотел, — Николас нервно оглянулся на дверь, потом на окно. — Времени мало, прошу, не лги, — он медленно сел, навалившись на спинку кровати, и застонал от боли.

— Что с тобой? — заволновалась Мика. — Тебе плохо?

— Тело горит, — признался отец нехотя. — Но это ерунда. Мне нужно знать правду. Ты Виктория или…

Он замялся, а дочь тяжело вздохнула, понимая, что врать глупо.

— Или, — призналась она. — Я — Микаэла.

Отец понимал, что такой ответ возможен, но не удержался от возгласа.

— Но как? Когда? И где… где твоя сестра?

— Вика в «Жемчужной короне», — приукрасила истину Мика. — Помнишь картину Руди? С тремя дамами? Её Серафима Фёдоровна выбросила, а ты подобрал. Это всё она — картина! Поменяла нас местами. Мы с Викой дотронулись до неё одновременно. Теперь три дамы не пускают нас обратно.

Николас схватился за голову.

— В «Жемчужной короне»! О, боги леса! Виктории нельзя там оставаться!

— Почему?

— Это опасно!

Мику накрыла обида. Обожгла изнутри раскаленным железом.

— Мне, значит, было безопасно жить в бабушкином замке четырнадцать лет?!

Отцовское лицо исказилось.

— Ты не понимаешь, — проговорил он с горестным стоном. — У вас с сестрой разная магия. Если кто-то использует способности Виктории во вред, быть беде. Поэтому я её увез. Хотел спрятать.

— А какие у Вики… — начала ошарашенная Мика, но Николас перебил.

— Не спрашивай, всё очень сложно. Лучше ответь: кто ещё знает о подмене? Леди Деметра? Доминика?

Упоминание матери вызвало новую волну гнева.

— Никто не знает. Вика не очень-то доверчивая. Она решила, вас пыталась убить бабушка. Вместе с дворецким Клаусом.

Николас усмехнулся. Взгляд стал жестоким. Опасным.

— О! Уверен, леди Деметра летала по замку от счастья, когда я сгинул. Но напала на нас не она, а колдун, с которым я договорился встретиться на границе с Лесовией. Я доверял ему, как никому другому. Его имя вряд ли тебе что-то скажет. Предателя зовут Томас Франк.

Настал черёд Мики закричать. И подпрыгнуть на кровати.

— Магистр Том?! На вас с Викой напал магистр Том?!

Глаза Николаса поползли на лоб.

— Ты его знаешь?

— Разумеется! — Мика ударила ладонями по коленкам. — Он мой учитель! — девочка нервно засмеялась и потёрла вмиг занывшие виски. — Это ошибка. Магистр Том не мог сотворить такое. Он — мой друг!

— Нет! — отец схватил Мику за руки, но застонал от боли и рухнул на подушку. — Я тоже считал Тома другом, — затараторил он, отдышавшись. — Братом! Но он предал нас. Я так и не понял, почему. Он не потрудился объяснить. Напал без предупреждения.

Но Мика не могла с легкостью назвать предателем магистра. Единственного колдуна, которому все эти годы было до неё дело.

— Я тебе не верю, — отчеканила девочка, глядя на отца исподлобья. — Я тебя не знаю. Магистр Том всегда был рядом, помогал мне.

— Разумеется, помогал, — Николас вытер вспотевший лоб. — Искал выгоду. Не понимаю, как Доминика это допустила. Том ей никогда не нравился.

По телу Мики прошёл жар. Вот и всплыла опасная тема. Что делать? Врать?

Отец заметил растерянность, промелькнувшую на дочкином лице.

— В чём дело? — он подался вперёд, невзирая на боль. — Что с твоей мамой? Она…

Николас не смог закончить фразу, стал белее свежевыпавшего снега.

— Она жива, — процедила Мика сквозь зубы. — Прекрасно себя чувствует.

— Сколько ненависти в твоём голосе, — прошептал отец шокировано. — Почему ты так относишься к маме, Микаэла? В семье Флоренс ненависть испокон веков считалась самым недостойным чувством.

Девочка понимала, что нельзя обрушивать на больного отца правду. Но ведь Николас о ней тоже не беспокоится. Не спросил, как она жила без него столько лет. Отец волновался только за Вику! За её безопасность!

— В семье Флоренс, может, и считается. Но я не Флоренс, а Ларье. Мой опекун — леди Деметра. Мама отказалась от прав на меня сразу после твоей… твоей смерти.

Николас протестующе выставил ладони вперёд.

— Нет. Доминика не могла. Моя жена…

— Она больше не твоя жена! — не выдержала Мика, срываясь на крик. — Её муж — Себастьен Винклер! Она недолго горевала. Года не прошло!

Бледность на отцовских щеках сменили красные пятна.

— Это не… — он медленно покачал головой. — Этому должно быть объяснение.

— Оно есть, — проговорила Мика жестко. — Доминика Ларье — чудовище.

Николас хотел что-то возразить, но не посмел. Посмотрел в горящие дочкины глаза, и перевёл тему. Заговорил деловито, будто с посторонней.

— У нас есть более насущная проблема. Всё остальное подождёт.

— Вика, — подсказала дочь мрачно.

— Верно, — отец не почувствовал Микиной обиды. Или не захотел услышать в зазвеневшем голосе. — Нужно вернуть твою сестру. Поскорее.

— Ты знаешь способ?

— Да. В юности я помешался на работах деда. Заходил внутрь каждый день, пропадал там часами. Надеялся разгадать тайны Руди. Искал подсказки.

— Нашёл?

Девочка заерзала от любопытства. Она тоже не раз проникала в картины знаменитого родственника. По той же причине.

— Кое-что нашёл, — признался Николас. — Однажды я переусердствовал, потерял счёт времени и застрял внутри картины.

— Ого! — вскричала Мика. Она знала, что длительное пребывание там опасно, но никогда не относилась к предупреждениям в книгах с должным вниманием.

— Я бы погиб. К счастью, мой отец владел магией красок. Крохами по сравнению с талантом деда. Но их хватило, чтобы вытащить меня. Пришлось уничтожить полотно. С тех пор картины Руди перестали пускать нас обоих. Однако у меня остались знания.

Николас закашлялся, скрывая усиливающуюся боль. Но Мика видела: отцу с каждым словом труднее говорить. Дыхание сбилось, руки дрожали, как при лихорадке.

— Невидимую преграду, которая не выпускает Викторию, можно разрушить, — выговорил Николас через огромное усилие, жуткий кашель разрывал ему горло. Старое заклятье противилось, пыталось подчинить жертву. — Микаэла, тебе лишь нужно…

Отец замолчал, поперхнувшись словами. Задышал часто-часто. Громко охнул и упал на кровать, ударив левую руку о стену.

— Папа! — перепугалась Мика. Почудилось, отец не дышит.

Но прежде чем девочка кинулась за помощью, Николас очнулся. Глаза наполнила привычная дымка.

— Вика, — по-детски улыбнулся он. И объявил, свешивая ноги с кровати. — Ник пойдёт гулять!

Глава 18

Мыши и дамы

Вика проснулась поздно. Часы в спальне королевского замка показывали начало одиннадцатого. Вопреки потрясениям последних дней девочка отлично выспалась и во сне видела дом: Цветочную улицу, утопающую в зелени, отца, прикорнувшего на диване, и бабушку Анфису у плиты. Почудился запах блинов и малинового варенья. Сон навеял грусть, но встреча с родными, пусть и ненастоящая, была в радость. Особенно после странного вечера. Перед сном Вика сделала ещё одно неприятное открытие. Едва она залезла под одеяло, раздался щелчок: кто-то снаружи запер дверь спальни. Вот вам и доверие! Вика сама не собиралась нарушать указание и выходить ночью из спальни. По крайней мере, сразу.